Невозможность страсти - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Лене вдруг вспомнилось, как они с Ровеной ходили на «Тартюфа» – чёрт знает, отчего ей во всякие неприятные моменты лезут в голову разные глупости, но она вспомнила тот вечер и как они с Ровеной поехали потом в свой старый двор и до самой полуночи катались на карусели, поедая пирожные, купленные в фойе театра и не съеденные в антракте.

Лена взяла папку и молча вышла из квартиры.

2

Лето насмешливо щурилось безжалостным глазом солнца сквозь листья каштанов.

– Когда приходит лето, в мире наступает гармония. – Ровена улыбнулась, на её загорелых щеках заиграли ямочки. – Ненавижу зиму.

– А Новый год?

Это был их вечный спор, они всегда его заводили – и всегда искали новые аргументы. Игра, забавная для них обеих. Лена смотрит на Ровену и понимает, что именно сейчас та – снова её якорь, её каменная стена, то неизменное, что было, есть и будет у неё всегда. И неважно, сколько недель или месяцев они не виделись. Ровена всегда встречает её так, словно расстались они вчера.

– Ленка, меня он практически не радует. Разве что как развлечение для Тимки, вот ему это пока в кайф – ёлка, подарки, ощущение праздника, и я стараюсь, чтоб у него всё это было. – Ровена потянулась за пакетом сока, её длинные ногти хищно блеснули. – Вот в детстве – да, в детстве я ждала Новый год. У нас дома наряжали ёлку – не так, как сейчас, какими-то одинаковыми шарами и бантами, а такую, помнишь, настоящую: куча разных игрушек и дождик, дождик!

– Да помню я…

Странно посреди лета вести разговоры о ёлке, но с Ровеной это было запросто.

– То-то, помнишь… Гирлянд электрических у нас не было, но ёлка была самой красивой из всех ёлок, и каждый год казалось, что именно эта – самая прекрасная, и прежде такой не было. А потом ночь – о-о-о, такая волшебная, и ожидание Деда Мороза – я долго в него верила, прикинь! А утром – подарки под ёлкой. Мы не очень богато жили, но подарки были всегда. Тогда я любила Новый год, а сейчас – нет. Ушло ощущение ожидания праздника, чуда, понимаешь? И снежинки тогда казались сказочными, а сейчас снег просто помеха на дороге. А вот лето… я всегда любила лето, потому что меня отвозили в село к бабуле и там я делала что хотела.

– Ты и сейчас делаешь что хочешь. – Лена рассмеялась, глядя на неё. – Хотела бы я посмотреть на того, кто попытался бы тебя заставить делать то, чего ты не хочешь.

– Много таких было. – Ровена вздохнула. – Ты же помнишь, родители одно время очень строго со мной обходились, им всё казалось, что я покачусь по наклонной плоскости и закончу свои деньки в тюрьме. И потом тоже хватало желающих нагнуть меня. Так что за своё право делать то, что я считаю нужным, мне пришлось побороться. Но оно того стоило, вот что.

Они сидели на открытой площадке летнего кафе и потягивали сок. Ровена категорически отказалась заходить внутрь, где кондиционер давал возможность отдышаться от летней жары – она любила жару и лезла на солнце, как мифическая саламандра в огонь. Лена знала это свойство подруги и не спорила, с Ровеной спорить бесполезно. Тем более что на улице было прекрасно: яркие петунии свисали с подвесных горшков, от фонтанчика исходила прохлада, а в тени каштанов оказалось не так жарко, как можно было ожидать.

– Нам надо чаще встречаться, что ли. – Ровена помешала в креманке мороженое и налила в него кока-колы, смесь вспенилась. – Попробуй, это вкусно.

– Нет уж, уволь. – Лена отправила в рот ломтик апельсина. – Питаешься ты ужасно.

– Я знаю. – Ровена фыркнула. – Потому я толстая, а ты нет.

– Ты не толстая, ты…

– Ай, брось. Почти девяносто килограммов даже при моём росте – много. – Ровена ухмыльнулась. – Но мне плевать, честное слово. Лен, что случилось-то?

– Ничего. Просто захотела тебя увидеть и рада, что ты нашла для меня время.

– Ври больше. – Ровена отпила из креманки жуткую пенистую смесь. – Зря не хочешь, это вкусно. Я тебя, подруга, знаю как облупленную. Давай расскажи, что стряслось.

– Я… честно, ничего. Всё хорошо.

– Ну-ну. – Ровена постучала по стакану ногтем, накрашенным ярко-красным лаком с какими-то стразами. – Ленк, мне что, мышь тебе за шиворот запустить?

Лена поёжилась – представить живую, с ужасными лапами мышь у себя за шиворотом было жутко. Тем более что шиворот – вот он, от льняного пиджака. Это Ровена вырядилась в персиковый топ и немыслимой расцветки юбку, плевать ей на всё, даже на то, что лилия на её загорелом плече приковывает взгляды. А у Лены всё как положено: офисный строгий костюм, льняной, привезённый для неё Ровеной «из городу Парижу». И мышь… ну, нет. Конечно же, никакую мышь Ровена не припасла, это понятно, только Лена и правда хотела рассказать о своей проблеме, но теперь, глядя на беспечное лицо подруги, вдруг передумала. Ровена не поймёт. Она всё меряет своей собственной, ни на что не похожей меркой, и её выводы иногда шокируют. Правда, чаще всего она оказывается права…

– Ленк, ну чего ты куксишься? Давай плюнем на всё и поедем на Набережную, купим вредной еды и побродим по отмели, а то и искупаемся?

– Прямо сейчас?!

– Ну, а что? Красиво жить не запретишь.

– Рона, ты что. Мне в офис надо возвращаться, и купальника нет, и…

– Глупости всё это. Плюнь, и поехали.

– Нет, я не могу… вот так сорваться. – Лена вспомнила свой ежедневник, лежащий в сумке. – Я не планировала.

– Я тоже. – Ровена улыбнулась, подставляя лицо солнцу. – И плевать. Давай, Ленка, решайся. Может, это будет лучший день в твоей жизни, а ты просидишь его в офисе, жуя морковку, как кролик. Мы купим у Заура шаурмы и кока-колы – лучшая шаурма у Заура, он соус делает сам, с кинзой! – и поедем. Там классно: река блестит, вода тёплая, лето же!